Всё, что нас не убивает, делает большую ошибку.
Конкурс Праздничная зарисовка. Тема: Кошмар перед Рождеством.
Небо над Шотландией почти расчистилось, иссиня-черное, низкое, оно привалилось устало к самой земле. Луна побледнела, скрывшись за обрывками облаков. Даже звезды гасли, одна за другой отводя потухшие взгляды. Тьма умывала изнуренную землю, и под покровом ее хрипел натужно издыхающий гигант.
В воздухе кружил пепел, и, пожалуй, выпади в эту тяжелую майскую ночь немного снега, таким бы он и был: серый, грязный, пачкающий, он ложился на развалины, на снующих вокруг людей, делая все вокруг седым. Старя всё, на что попадет. Люди не замечали. Люди всегда были заняты собой. Лишь природа склонила голову в почтительном поклоне – замерев кротко на исходе ночи, она встречала с уважением и скорбью смертный час старика-громадины.
Тысячелетия, башни и своды назад - великий, незыблемый - титан был выточен самим временем из скал и человеческого волшебства. Словно сошедший со страниц сказок, он жил, воплощая самые прекрасные из людских фантазий. И последние мгновения перед смертью провел, защищаясь стойко, гордо. Сделав все, чтобы могучие стены не обагрила кровь его же учеников.
Для него они все были детьми, его детьми. Даже самые неразумные из них, заблудшие или изгнившие давно потерянной душой. Он любил каждого: героев ли, чудовищ. Он взрастил их, дал им пищу и кров, стал домом. И огромное сердце гиганта сжималось при одной только мысли о том, что под сенью дети его могут столкнуться между собой в кровопролитнейшей из битв. И могучее сердце гиганта-отца было разбито оттого, что в битве этой, пусть выбор был очевидным, правильным, ему придется убивать.
Убивать своих детей.
Меньшая кровь не бывает малой. Но, пусть человеческие понятия добра или зла были чужды тому, кого взрастили равнодушные века и древние скалы, в этот час он был как никогда близок к людям. И если такова была цена, он был готов платить ее сполна: сегодня созданное из самых светлых намерений волшебство сеяло смерть и страдания. Решающая ночь. Огромная черная волна, так давно надвигавшаяся со всех сторон, теперь бурлила у самых его ног вспышками заклинаний и волчьим ревом великанов. Его рвала на части ярость боя, и, перемалывая своими жерновами самые внутренности, его испепеляло лучшее, что он смог перенять у своих создателей. Ломая могучие руки в попытках удержать первые же удары противника. Кроша каменные кости, но укрывая учеников под своими могучими плечами. Сжигая дотла собственные внутренности взятым на себя огнем. Захлебываясь чужой кровью. Беззвучный рев гремел под склубившимися в гигантский темный купол облаками до самого конца.
Но затих и он. Вспышки заклинаний смолкали, крики и голоса постепенно сошли на нет. Небо над Шотландией расчистилось, пламя почти осело. Стелясь рваньем по самой земле, оно раскрашивало кружащий в воздухе пепел, заставляя его светиться. И в это странное майское Рождество сердце окруженного развалинами старика уже не обливалось чужой кровью. Оно нашло спокойствие в предрассветной тьме, наслаждаясь сгорающим в воздухе снегом, искрами того самого - настоящего - человеческого волшебства. Оно любило. И какими бы ни были цены, малые ли, меньшие, этой ночью они не имели значения. Этой ночью жизнью не жертвовали.
Ее дарили.
И подарок этот будет жить до тех пор, пока будут счастливы его дети.
Небо над Шотландией почти расчистилось, иссиня-черное, низкое, оно привалилось устало к самой земле. Луна побледнела, скрывшись за обрывками облаков. Даже звезды гасли, одна за другой отводя потухшие взгляды. Тьма умывала изнуренную землю, и под покровом ее хрипел натужно издыхающий гигант.
В воздухе кружил пепел, и, пожалуй, выпади в эту тяжелую майскую ночь немного снега, таким бы он и был: серый, грязный, пачкающий, он ложился на развалины, на снующих вокруг людей, делая все вокруг седым. Старя всё, на что попадет. Люди не замечали. Люди всегда были заняты собой. Лишь природа склонила голову в почтительном поклоне – замерев кротко на исходе ночи, она встречала с уважением и скорбью смертный час старика-громадины.
Тысячелетия, башни и своды назад - великий, незыблемый - титан был выточен самим временем из скал и человеческого волшебства. Словно сошедший со страниц сказок, он жил, воплощая самые прекрасные из людских фантазий. И последние мгновения перед смертью провел, защищаясь стойко, гордо. Сделав все, чтобы могучие стены не обагрила кровь его же учеников.
Для него они все были детьми, его детьми. Даже самые неразумные из них, заблудшие или изгнившие давно потерянной душой. Он любил каждого: героев ли, чудовищ. Он взрастил их, дал им пищу и кров, стал домом. И огромное сердце гиганта сжималось при одной только мысли о том, что под сенью дети его могут столкнуться между собой в кровопролитнейшей из битв. И могучее сердце гиганта-отца было разбито оттого, что в битве этой, пусть выбор был очевидным, правильным, ему придется убивать.
Убивать своих детей.
Меньшая кровь не бывает малой. Но, пусть человеческие понятия добра или зла были чужды тому, кого взрастили равнодушные века и древние скалы, в этот час он был как никогда близок к людям. И если такова была цена, он был готов платить ее сполна: сегодня созданное из самых светлых намерений волшебство сеяло смерть и страдания. Решающая ночь. Огромная черная волна, так давно надвигавшаяся со всех сторон, теперь бурлила у самых его ног вспышками заклинаний и волчьим ревом великанов. Его рвала на части ярость боя, и, перемалывая своими жерновами самые внутренности, его испепеляло лучшее, что он смог перенять у своих создателей. Ломая могучие руки в попытках удержать первые же удары противника. Кроша каменные кости, но укрывая учеников под своими могучими плечами. Сжигая дотла собственные внутренности взятым на себя огнем. Захлебываясь чужой кровью. Беззвучный рев гремел под склубившимися в гигантский темный купол облаками до самого конца.
Но затих и он. Вспышки заклинаний смолкали, крики и голоса постепенно сошли на нет. Небо над Шотландией расчистилось, пламя почти осело. Стелясь рваньем по самой земле, оно раскрашивало кружащий в воздухе пепел, заставляя его светиться. И в это странное майское Рождество сердце окруженного развалинами старика уже не обливалось чужой кровью. Оно нашло спокойствие в предрассветной тьме, наслаждаясь сгорающим в воздухе снегом, искрами того самого - настоящего - человеческого волшебства. Оно любило. И какими бы ни были цены, малые ли, меньшие, этой ночью они не имели значения. Этой ночью жизнью не жертвовали.
Ее дарили.
И подарок этот будет жить до тех пор, пока будут счастливы его дети.